На втором этаже одного
4000
из домов я замечаю Свами в оранжевых одеждах. Его необычная внешность и походка полная достоинства сразу привлекают моё внимание. Я не смотрю в его сторону прямо, но боковым зрением продолжаю наблюдать за ним. Он меня заметил. Я почувствовал его взгляд и ощутил между нами тонкий контакт. Дальше всё происходило так, будто мы договорились поиграть на театральной сцене. Он медленно спускается походкой греческого философа. Даже то как он носит оранжевые одежды вызывает у меня такую ассоциацию. Он проходит мимо и доходит до маленького офиса. Я иду за ним и, когда он садится в офисное кресло, приветствую его сложенными руками в жесте «намасте». Я спросил его можно ли здесь пожить, и он ответил, что можно…
Было утро. Я бродил по улицам индийского города Тируваннамалай. Прошедшей ночью я почти не спал. Из комнаты гестхауса, в котором я поселился, слышно было всё, что происходило на улице — лай собак, мычание коров, общение местных жителей и каждое проезжающее транспортное средство. И всё это заканчивалось лишь к полуночи, когда желание спать куда-то улетучивалось и уже самому хотелось пошуметь на зло другим. А в половине пятого уличные шумы возвращались.
В общем, включив свой внутренний компас, я иду по его ориентирам и смотрю по сторонам в поисках подходящего жилья. На одной из улиц меня привлекает вывеска со входом в ашрам и я захожу на его небольшую территорию. Я дохожу до маленькой площадки и оказываюсь в центре между тремя домами. Смотрю по сторонам и слушаю свои ощущения. Мне тут нравится.
На втором этаже одного из домов я замечаю Свами в оранжевых одеждах. Его необычная внешность и походка полная достоинства сразу привлекают моё внимание. Я не смотрю в его сторону прямо, но боковым зрением продолжаю наблюдать за ним. Он меня заметил. Я почувствовал его взгляд и ощутил между нами тонкий контакт. Дальше всё происходило так, будто мы договорились поиграть на театральной сцене.
Он медленно спускается походкой греческого философа. Даже то как он носит оранжевые одежды вызывает у меня такую ассоциацию. Он проходит мимо и доходит до маленького офиса. Я иду за ним и, когда он садится в офисное кресло, приветствую его сложенными руками в жесте «намасте». Я спросил его можно ли здесь пожить, и он ответил, что можно. Мы обсудили условия и я пообещал скоро вернуться со своими вещами. Интересный дядька. Что-то в нём меня зацепило и его необычный образ отпечатался у меня внутри.
Вскоре я переселился в ашрам и был этим очень доволен. Место отличное — уютная комната, холл для медитации, вкуснейшая еда три раза в день и прекрасный вид с крыши на священную гору Аруначалу. Мне большего и не нужно.
В первый же день я добрался до местной библиотеки. Там, среди груды книг, на мои глаза буквально сразу попалась маленькая брошюрка — как оказалось, единственное там чтиво на русском языке. И что вы думаете? На первой же странице я прочитал краткую биографию Свами, с которым познакомился в свой первый приход.
Когда-то он был перспективным банковским работником. Его жизнь предвещала безбедное существование, хорошее социальное положение и стабильный рост. Но в один из дней он читал книгу Раманы Махарши — просветленного Мастера из Тируваннамалая, и прочитанное так глубоко в него проникло, что он впал в самадхи.
После этого он бросил всё что имел и приехал в Тиру, надев оранжевые одежды отрешенного от мира человека. Позже он открыл этот ашрам.
В этот же день мы немного пообщались. Его английский я понимал с трудом — скорее в общем, чем в деталях. Но с ним было приятно беседовать. Мы обсудили в том числе его биографию и он признался мне, что занимался духовными практиками еще будучи мирянином, но после самадхи он больше ничего не практикует, разве что джапу — пение мантр. Это единственное, что теперь естественно вписывается в его мироощущение. Он говорил размеренно и мелодично, будто в такт какому-то ритму, а в конце беседы дал понять, что может помочь мне в медитации.
Я осваивался в ашараме, исследовал окрестности и достопримечательности города, а через несколько дней решил воспользоваться предложением Свами Джи, обратившись к нему при встрече. Он сказал: «Хорошо. Приходи завтра в холл для медитации в 9:30 утра».
И я пришёл. Пришел немного раньше. Мне было интересно, что из этого получится, и в чём вообще будет заключаться его помощь. Неужели в каких-то инструкциях? Эта мысль казалась мне странной с учетом того, что я понимал далеко не всё, что говорил Свами. Да и в технических аспектах я не ощущал дефицита. Теоретически я хорошо подготовлен. Как же он мне поможет?
Я стоял у входа в холл. Пока я думал, пришло назначенное время, а Свами еще не было. И через пять минут он так же не появился. Хм. Неужели он забыл? Что делать? Может сходить за ним и напомнить? А может у него дела и он просто занят? Вернуться в комнату и завтра повторить попытку?
Стоп-стоп-стоп!
Всё что мне было сказано — это прийти в назначенное время. И больше Свами ничего не сказал. Он не говорил, что придёт. Он не говорил как именно поможет. Нужно было просто сделать то, что он сказал. Я пришел. Я сделал то, что он велел. Теперь дело за малым.
Я вошел в холл, уселся на уже привычное место, скрестил ноги и закрыл глаза. Через минут 40 я их открыл.
Всё что я могу сказать — это то, что в этой медитации я обнаружил для себя новый, куда более тонкий слой наблюдения. В сравнении с ним мои прежние медитации казались грубыми попытками удержать какую-то позицию. А в этот раз эти попытки были с легкостью обнаружены и освобождены от тщетных стараний. И этот новый уровень с тех пор мне легко доступен.
Лучшей формы для этого урока и представить было сложно. С легкостью был сброшен ещё один слой.
Я не стал ни спрашивать Свами о произошедшем, ни благодарить его. Я продолжил наше безмолвное общение.
Каждое утро в ашраме начиналось с джап — практики пения мантр. В холле собираются немногочисленные гости и несколько служителей ашрама. Несколько часов джапы заканчиваются приходом Свами, его пением и подношением цветов маленькому мурти Раманы Махарши. А после все присутствующие подходят к нему, становятся на колени и, касаясь лбом пола с протянутыми вперед руками, встают и получают в свою ладонь ложечку воды. Она выпивается и на том сие действо считается оконченным.
Я впервые участвовал в этой церемонии и испытывал дискомфорт от мысли о таком поклоне. Во мне заиграли какие-то сугубо западные и, может быть, немного христианские ассоциации, хоть я и был хорошо осведомлен о значении таких поклонов. Но эго уже пустилось в пляс: «Эй, что за театр? Человек кланяется другому человеку как какому-то богу! Вы равны, парень! Нельзя ли свое почтение выразить менее унизительно? Да, он клёвый дядька, но преклонять колени — это через чур!»
Когда дошла до меня очередь, вместо поклона с коленопреклонением я совершил пранам, руками дотронувшись пола у ног Свами. Это так же одна из форм выражения своего почтения в Индии. Так его выражают духовным учителям, иногда родителям, или тем, кого очень уважают.
Но даже выбрав форму попроще я испытывал весьма противоречивые чувства. И я признал, что эти условности и границы — мои личные. Это мой дискомфорт, моя гордая и мелкая песенка, моя заноза. Мне решать — продолжать её в себе носить, или избавиться как от беспокоящего раздражителя.
Я выбрал второе, хотя это пока никак не выражалось. Это было лишь ощутимое намеренье изменить ситуацию.
В этот же день я оказался в основном ашраме Раманы Махарши. Я вошел в большой холл, в котором всегда медитирует множество людей, уселся у стены и занялся тем же. Через минут 20 я открыл глаза и увидел как сидевший рядом молодой индус приблизительно моего возраста встал и подошел ко мне. Он наклонился, легко коснулся руками моих стоп, а потом своего лба и покинул это место.
У меня не нашлось на это никакой реакции. Я просто увидел то, что увидел, оставаясь неподвижным. Произошло то, что произошло.
Мне не были известны мотивы этого парня, я не знал почему он «взял прах с моих ног». Я обычный человек — не учитель, не гуру, ничем не известен, никем не почитаем. И всё же он это сделал. Он сделал это в большом зале, набитом людьми. Он мой ровесник. И ему не было дискомфортно от такой ситуации. Он сделал это легко и естественно.
Моё сердце наполнило теплое чувство. Если кто-то и был в этой ситуации учителем, то это был этот парень. Он показал мне легкость и простоту, не обремененную тяжким грузом гордости и сравнения. Его не заботило мнение окружающих, он просто сделал то, что сделал.
С тех пор утренняя церемония не вызывала во мне никакого дискомфорта. Скорее наоборот — совершая глубокий поклон, грудь снова наполняло тёплое ощущение и чувство свободы от прежних мелких оценок маленького человека.
Да, это был театр. Но теперь этот эпизод был гармоничным, а я не терял осознавание того, что просто играю свою роль. И, кажется, Свами делал тоже самое.
Вот так, без слов и нравоучений, без заумных концепций и глубоких философий, жизнь преподнесла мне два простых и действенных урока.
Источник:
www.alter-world.net